Российские либералы кадеты и октябристы 5/10

финансов. Боевая тактика вообще изменяется в но

зависимости от меняющихся условий политического момента. И давать подробные указания в журнальных статьях относительно такой тактики не только невозможно, но даже прямо не­лепо.

В качестве постоянных тактических приемов у нас остаются энергичная пропаганда наших идей, организация общественных сил и общественного мнения, а затем-борьба в будущем народ­ном представительстве, основанном на всеобщем и равном для всех избирательном праве. В этой нашей тактике, как и в нашей программе, мы могли бы пойти об руку с партией Бебеля⁸² и Фюльмара⁸³. Мы призываем к совместной работе русских социа­листов этого типа, - но, конечно, мы не можем идти ни с наши­ми так называемыми социал-демократами, ни с крайними эле­ментами нашего революционного народничества.

Мы не скрываем от себя, что в настоящий момент крайнего общественного возбуждения здесь - источник нашей слабости; что с нашей тактикой очень трудно идти к забастовавшим рабочим, ожидающим введения революционным путем 8-часового рабочего дня, или в среду крестьян, собравшихся на дележ владельческих земель. Но именно в этой тактике - источник нашей силы, если иметь в виду не современный только патологический момент, а считаться с очень близким, несомненно, будущим. В настоящую минуту мы не можем ничего противопоставить красному знаме­ни социал-демократического агитатора, его обещаниям в пять минут сломить сопротивление капиталистов, провести 8-часовой рабочий день, упразднить постоянную армию и учредить демок­ратическую республику; а собравшиеся делить соседнее имение крестьяне примут нас, пожалуй, в колья, если мы им начнем доказывать, что они только служат общественной реакции, за­трудняют самому народу правильное разрешение земельного воп­роса. Но настоящая минута-это именно минута. И когда обма­нутые заманчивыми обещаниями социал-демократов рабочие окажутся лицом к лицу с разбитым корытом в виде окончатель­но закрывшихся фабрик, сотен тысяч безработных и резко изме­нившегося общественного настроения; когда крестьяне, разграбив­шие несколько сот помещичьих имений и прекратившие уплату казенных и земских налогов, останутся при тех же голодовках и той же цинге, но без школ, без медицинской помощи и без все­го того, что дают и что могут им дать культура и правовой по­рядок (настоящий правовой порядок, без кавычек!) - тогда и кре­стьяне, и рабочие будут слушать тех, кто скажет им, что их на­сущные нужды могут быть удовлетворены лишь путем постепен­ной эволюции, лишь на почве легальной деятельности свободно избранного народного представительства.

Таким образом, в нашей тактике - корень нашей слабости, ес­ли иметь в виду условия данного исторического мгновения. Но в ней и порука того, что мы переживем и крайние фракции наших

социалистов-революционеров, и тех, кто именует себя русскими

-lit

социал-демократами; и они сами прилагают все старания, чтоб расчистить нам путь к окончательной победе. В противополож­ность им, мы не анархисты и не якобинцы. Мы конституцион­ная партия, мы желаем конституционных способов борьбы и стремимся на конституционной почве проводить наши эконо­мические, культурные и политические идеалы. И нам нечего стыдиться своей тактики, нечего бояться противопоставлять себя тем, для кого революция не исключение, допускаемое в извест­ные критические моменты, а нормальный способ борьбы, нор­мальный путь общественного развития...

Всякая сильная и рассчитывающая на будущность политиче­ская партия должна прежде всего быть честна. И политическая честность не только в том, чтобы не лгать сознательно, не де­лать из клеветы своего излюбленного оружия,-не только в том, чтобы не распространять, как делают одни, легенд о японских или английских миллионах и не объявлять, как делают другие, Милюковых и Петрункевичей⁸⁴ изменниками, продающими пра­ва народа. Политическая честность должна быть не только отри­цательной, заключаться не только в нежелании бесчестных по­ступков - она должна быть и положительной, должна выражаться в открытых приемах борьбы и в выступлении всеща и везде с открытым забралом. Политическая честность не в том лишь, чтобы говорить одну правду, но и в том, чтобы говорить всю правду; говорить ее правительству - и говорить ее тем, кто левее нас и для кого мы - изменники и агенты Витте. Мы уже сожгли старые кумиры и не возведем их вновь-но мы не должны воз­водить себе и нового кумира, будет ли этот кумир называться революцией, забастовкой, пролетариатом или учащейся моло­дежью. Как нам ни дорога поддержка молодежи, как нам ни не­обходимы голоса рабочих масс и как мы ни желаем заручиться их симпатиями, но мы не должны бояться прямо и твердо за­являть:

Что упорное желание видеть в университетах лишь арену для митингов, может быть, законное в такой момент, коща ми­тинги в университетах явились единственным реальным спосо­бом политический пропаганды при фактической, хотя бы и не оформленной еще законом, свободе печати и собраний, есть пре­ступление против народного образования и культуры, преступле-. ние против той самой молодежи, руками и устами которой эта идея проводится в жизнь, и все силы умеренных элементов, в обществе и среди молодежи должны быть направлены к тому, чтобы возвратить университетам их истинную роль рассадников знания и просвещения.

Что участие в политической жизни учащихся средней шко-_г лы, находя себе извинение в чрезвычайных условиях современ­ного исторического момента и в массовой психике юношеского возраста, гибельно для этой самой молодежи и пагубно для стра­ны, так как готовит ей больное и не способное к серьезной умс-

112

твенной работе поколение; что поэтому обязанность педагогов, конечно, всеми силами оберегать своих воспитанников от репрес­сий, но в то же время-г употребить все свое нравственное влия­ние, чтобы ввести жизнь средней школы в нормальную колею.

Что такие тактические приемы, как проведение «революцион­ным способом» 8-часового рабочего дня, проводятся ли они так называемыми социал-демократами или нафанатизированными группами рабочих, есть абсурд с точки зрения истинной социал-демократической теории, преступление против страны и против самих рабочих масс; что они ведут лишь к дальнейшему обни­щанию страны, к падению промышленности, к разорению тысяч и десятков тысяч рабочих, к обессилению рабочего класса, как класса, к реакции и в обществе, и среди самих рабочих.

Что такое же преступление - применение приема забастовок по всяким поводам и без всякого повода, и что всеобщая заба­стовка как способ заставить фабрикантов открыть закрытые ими фабрики есть величайшая и бьющая в глаза бессмыслица, ибо насильственным путем можно закрыть фабрику, как ultima ratio* можно сжечь ее и переломать машины, - но нет никакого спосо­ба заставить разорившегося предпринимателя возобновить произ­водство.

Что предпринятая по весьма недостаточному поводу забастов­ка почтово-телеграфных чиновников, сравнительно слабо поразив правительство, должна была самым пагубным образом отразиться и отразилась на торговле, промышленности и финансах страны, косвенно - на интересах рабочего класса и народных масс и по­влекла за собой такие последствия, которые желательны лишь с точки зрения самого крайнего революционизма или самой край­ней реакции.

Что насилие над личностью и словом остается всегда насили­ем, исходит ли оно от полицейского правительства, от организо­ванных партий или от нафанатизированных народных масс; что «проскрипционные списки» одинаково преступны, ведутся ли они у Цепного моста или в бюро какого-нибудь союза, и что цензура наборщиков или Совета рабочих депутатов над печатью так на­зываемого «черносотенного» направления в такой же мере про­тивна основным правам человеческой личности и свободной мысли, как противоречила им цензура чиновников над органами, ci-devant**, «вредного» и «неблагонадежного» направления.

Что так называемая «черная сотня»-это не какая-то ничтож­ная сотня, искусственно натравливаемая полицейскими и кула­ками-эксплуататорами против освободительного движения, - это «черные миллионы» продукт нашей вековой некультурности и неумения наших народных масс разобраться в том, ще их ис­тинные друзья и ще их враги. Вслед за Гапоном и П. Я.⁸⁵ мы

* Последний, решительный довод (лат.) **■ Букв, «до того», бывший (фр.)-

113

должны безбоязненно и прямо заявлять, что «черносотенные» эксцессы - естественный при этой некультурности спутник наше­го освободительного движения, что это - проявления пока еще слабой, но в будущем, быть может, грозной реакции против крайностей революционной тактики; что если в развитии этих эксцессов сыграла свою роль провокация городовых и полицей­мейстеров, то не только она одна, а что эксцессы эти были про­воцированы невольно и теми, кто в увлечении политической борьбой оскорблял религиозное чувство народа, кто с республи­канской проповедью шел к монархически настроенному кресть­янству...    \

Мы не должны скрывать от себя, что такая искренность и прямота доставит нам немало неприятных минут и-времен­но-отшатнет от нас немало союзников, которые могли бы при­стать, иначе, к нашему левому крылу; что за такие заявления нас будут побивать камнями и справа и слева, будут звать аген­тами уже не Витте, а прямо-таки - от Цепного моста. Но от это­го все равно не убережешься, и для русских социал-демократов мы все равно будем изменниками и предателями. Так будемте же тверды й искренни, пойдем прямо и честно нашим путем, отстаивая свободу, права личности и истинные интересы народ­ных масс.

Полярная звезда. 1905. 22 декабря. №  2.

С. КОТЛЯРЕВСКИЙ*⁶. НАЦИОНАЛЬНО-ОБЛАСТНОЙ ВОПРОС В ПРОГРАММЕ КОНСТИТУЦИОННО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ

Из всех сторон программы конституционно-демократической \ партии, может быть, наиболее оригинальной ее частью является^ отношение ее к правам и интересам различных национально­стей. Всеобщее право голоса-даже всеобщее, равное, тайное и' прямое-в настоящее время завоевало себе широкое признание; мысль о необходимости аграрной реформы с признанием права, отчуждать частновладельческие земли также уже не пугает те­перь и тех, кто несколько лет тому назад с ужасом увидали бы в этом полное ниспровержение принципа частной собственности.^ Но что касается до будущего устройства России, до отношения в1 ней между центром и периферией, то здесь различные пар­тии - торгово-промышленная, партия правового порядка, союз 17;) октября - особенно охотно и усердно подчеркивают свое принци-* пиальное разногласие с «кадями». Всюду они выставляют един­ство и нераздельность России, объясняя, что всякое установление

114

областных автономных организаций есть начало распадения и разложения государства. Нечего объяснять, что конституционно-демократическая партия не менее твердо держится принципа единства и нераздельности России, но она иначе понимает это единство; она думает, что сильная центральная власть совместна в весьма широкой децентрализацией, с существованием местных законов, вообще с признанием широкого простора для областных и национальных своеобразий. И, конечно, принимать такой взгляд заставляют не тактические мотивы и шансы ближайшей избирательной кампании, коща упреки в расчленении России при темноте массы избирателей могут являться и, вероятно, явятся сильным оружием против конституционно-демократиче­ской партии; принимать ее заставляют высшие соображения не только политической морали, но и государственной прозорливо­сти. Единство России вытекает не только из политической необ­ходимости, диктуемой всем ее международным положением, оно есть великое начало ее социальной и культурной жизни; но это единство, столь глубоко потрясенное последними событиями, не ослабится, а укрепится внутренней самостоятельностью отдель­ных частей России: нам нужен мир национальный не менее, чем мир социальный.

Такова общая тенденция; но, конечно, переходя на почву осу­ществления, мы сталкиваемся с целым рядом вопросов. Где должна проходить демаркационная линия, отделяющая сферу об­щеимперского законодательства и управления и сферу автоном­ную? В каких местностях России эти автономные потребности действительно назрели и в каком порядке они должны быть удовлетворяемы? Каковы действительные средства обеспечения прав национального меньшинства, живущего в отдельных частях России? Очевидно, здесь нельзя довольствоваться одним принци­пиальным утверждением того или иного взгляда. В особенности крупные политические ошибки совершают слишком отвлеченные защитники принципа областной автономии, коща потребности в ней различных частей России они представляют как бы в одной плоскости: как будто признание одной автономии обязывает не­медленно же признать и другие. Между тем, в сущности говоря, с полной ясностью и несомненностью такая потребность опреде­лились лишь для Царства Польского, здесь национальные и об­ластные границы почти совпадают (интересы литовцев в Сувалк-ской губ., очевидно, могут быть обеспечены пересмотром границ, о котором говорится в конституционно-демократической програм­ме), здесь мы имеем высокую несомненную культуру и полити­ческую традицию, здесь все соображения государственного и меж­дународного характера указывают на необходимость скорейшего введения автономии. Коща же приверженцы централизма и за­щитники движения в сторону федерализма предлагают во имя последовательности немедленно вместе с Польшей провозгласить автономию Литвы, Малороссии, Грузии и т.п., то у первых это

115

лишь ловкий полемический прием, у вторых - слишком упро­щенное понимание вопроса. Программа конституционалистов-де-, мократов держится здесь позиции удовлетворения определивших­ся потребностей; она открывает «после установления прав граж­данской свободы и правильного представительства... для всего Российского государства правомерный путь в порядке общегосу­дарственного законодательства для установления местной автоно­мии» и предлагает в Царстве Польском введение автономии и сейма «немедленно после установления общеимперского демокра­тического представительства*.

Быть может, мы чаще всего встречаемся в этих националь­ных стремлениях с инстинктивным ответом на долголетний бес­пощадный гнет, на подавление родного языка, родной веры, род­ной школы - всего, что составляет драгоценнейшее достояние на­родности. И ближайшей задачей относительно национальностей и должно быть устранение следов этого гнета, искреннее и пол-! ное обеспечение того, что понимается под словом «культурное^ самоопределение». Такие переживания могут быть устранены не­медленно, как и немедленно может быть распространено на век* Россию местное самоуправление, и лишь тоща могут опреде­литься подлинные потребности различных национальностей и областей.

Лишь такая постановка способна обеспечить длительный на­циональный мир в России, но, конечно, на этом пути мы встре­чаем серьезные препятствия. С одной стороны, выступают пар-! тии, которые, развертывая знамя единства и нераздельности Рос­сии, вкладывают в эти слова, быть может бессознательно, смысл традиционного централизма: стихийному подъему они противо­поставляют исключительно внешнее государственное единство. Неужели в этом смысле опыт последних десятилетий не являет­ся более убедительным, чем всевозможные теории? Как не ви-v дят, что, призывая лишь к единству, глубоко вредят действитель­ному единству? Борясь против автономии Польши, они лишь увековечивают пагубное для обеих сторон раздвоение России и Польши. Хуже всего, что за этими лозунгами часто чувствуется наше основное зло, совершенно исказившее развитие нашего на­ционального чувства: подменивается великая идея общегосударст­венного патриотизма эгоистическим представлением о господству-, ющей великорусской народности. Идея господствующей народно­сти есть нечто, столь же противоречащее программе государст­венной демократизации, как и идея господствующих классов: уг­нетение национальностей долго шло рука об руку с угнетением социальным. С другой стороны, и среди различных националь­ных партий повторяется то же явление, которое мы видели на примере крестьянского и рабочего движения. Поколебалась^ власть, которая столько времени давила и угнетала - и падени~ ее авторитета естественно приветствовалось как чувство освобож­дения; естественно, что явилось стремление учесть эту слабости И6

в своих целях, создать своего рода автономию явочным поряд­ком. Пробудившееся национальное самосознание стремится обес­печить новую волю соответствующими формами, отгораживаю­щими данную область от других частей России: оно как бы бо­ится упустить момент.

Эта поспешность национальных партий понятна, но едва ли она служит их делу; более, чем ще-нибудь, здесь важен способ осуществления. Бели бы под давлением общей дезорганизации и революционного натиска правительство уступило этим автоном­ным требованиям, то исторгнутое лишь страхом и силой остава­лось бы до тех пор, пока не рассеялся бы страх силы и не яви­лась бы вновь у центральной власти сила; с водворением общего порядка эти уступки могли бы вызвать сильнейшую реакцию центростремительных настроений. Лишь собрание народных представителей от всей империи, основанное на всеобщем изби­рательном праве, может разрешить мирным путем национально-областные вопросы, установив прежде всего автономию Польши и открыв законный путь для образования других автономий. Именно такой путь правомерного удовлетворения национально-областных потребностей и признает конституционно-демократиче­ская партия, не преклоняясь ни перед культом мертвящего еди­нообразия и централизма, ни перед напором центробежных сти­хий. Требуется великий политический такт, чтобы в теперешнее переходное время, коща общественное сознание едва успевает пе­реживать все совершающееся на его глазах, не перейти границы в ту или другую сторону- и не в интересах мира национально­стей в будущей России стараться предвосхитить процесс этого осознания. Великая идея национальной справедливости может только тоща стать направляющей осью русской государственной политики, коща она не станет размениваться на притязания от­дельных народностей, теряющих из виду перспективу общегосу­дарственного обновления России на началах права и свободы.

Полярная звезда. 1906. 19 января. N5  6.

«СОЮЗ 17 ОКТЯБРЯ», ЕГО ЗАДАЧИ И ЦЕЛИ, ЕГО ПОЛОЖЕНИЕ

СРЕДИ ДРУГИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ. РЕЧЬ В. ПЕТРОВО-СОЛОВОВО⁸⁷,

ПРОИЗНЕСЕННАЯ 30 ДЕКАБРЯ 190S ГОДА.

НА ОБЩЕМ СОБРАНИИ ТАМБОВСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ «СОЮЗА»

..Россия гибнет. Россия возрождается к новой жизни. Россия неудержимо стремится в пропасть. Россия мучительно пережива­ет необходимый в ее истории кризис. Вот слова, которые за по­следнее время приходится слышать отовсюду. ...И в том же противоречии между собою, как и эти слова, находятся и те спо­ит

собы и средства, которыми каждый старается уврачевать охватив» ший наше отечество недуг. В том, что совершается на наших глазах, в чем мы сами являемся и деятелями и жертвами, одни видят только естественный и вполне исторически законный пе­реход от одних государственных форм к другим, тот переход, ко­торый в свое время совершили народы Запада. Другие усматри­вают в текущих явлениях общественной и государственной жиз­ни зарю новой, еще ни одним народом не пережитой поры/ «тень грядущих событий», начало нового светлого будущего. Третьи, наконец, всеми силами стараются доказать и себе и дру­гим, что совершающиеся события не указывают ни на какой ра­дикальный переворот, что основные устои русской государствен­ности могут и должны остаться неизменными, но что требуется только освободить ее от не связанных с нею органически, а по-, степенно образовавшихся придатков, и что тогда весь государст­венный организм огромной страны придет в состояние спокойст­вия и равновесия... i Между этими крайними направлениями общественной мысли широкой струей проходит среднее течение. К нему примыкают все те, кто одинаково далек от желания сделать, зажмуря глаза, скачок в неизвестное будущее и подвергнуть отечество опасному эксперименту социального переворота, так и те, кто не находит возможным в далеком прошедшем искать разрешения задачи ближайшего будущего. К нему примыкают все те, кто убежден, что русский народ по своему национальному характеру, своей: культуре, своей религии, своему племенному составу сливается вместе с народами Западной Европы в одну общую этнографиче­скую семью, а потому и должен в аналогичных формах пройти те же самые ступени в своем историческом развитии. Из людей таких убеждений формируются при наступлении благоприятных условий конституционно-монархические политические партии, видное место среди которых принадлежит и «Союзу 17 октяб­ря»...

Пользуясь парламентской терминологией, можно разделить все действующие у нас политические партии на три большие группы: партии левые, партии центра и партии правые... Центр принадлежит целому ряду конституционно-монархических пар­тий: «Торгово-промышленной»⁸⁸, «Партии правового порядка»⁸⁹,? «Прогрессивно-экономической»⁹⁰,       «Умеренно-прогрессивной»⁹¹,,% партии «Народного Блага», и, наконец, нашему «Союзу 17 октяб­ря». Все они сходятся в главных политических и экономических: принципах и разнятся или в второстепенных подробностях, или* даже только в различной формулировке одного и того же поло­жения. Надо надеяться, что в самом непродолжительном време­ни все они если и не сольются в одну общую организацию, то между ними будет заключен самый тесный союз и полное объе­динение электоральной тактики...

Что касается крайних революционных партий социал-револю- -

118

пионеров, еврейского «бунда», анархистов, то наше отношение к ним ясно и просто. Ни цели, которые они себе ставят, ни спосо­бы, которыми они стремятся их осуществить, ни в каком случае не могут быть нашими целями и нашими способами. Мы долж­ны признать все эти партии нашими самыми решительными противниками и бороться с ними и в выборной кампании, и в Думе со всею энергией, на которую мы только способны, и все­ми теми средствами, которые мы признаем с нашей точки зре­ния допустимыми.

Гораздо сложнее наши отношения к другим политическим партиям, «конституционно-демократической», стоящей влево, и «Союзу русских людей»⁹², стоящей вправо от нас...

Союз, к которому мы принадлежим, поставив себе знаменем манифест 17 октября, тем самым определил свою политическую физиономию. Мы стремимся к конституционно-монархическому устройству русского государства с законодательной Думой, избира­емой на началах всеобщего, но не прямого голосования и с на­следственным монархом во главе. Монарх должен не только царствовать, но и управлять государством при посредстве ответ­ственных перед государственной палатой, но им свободно назна­чаемых министров и на основании твердых законов, выработан­ных палатой и им утвержденных. Мы убеждены, что нынешнее самодержавие, составлявшее некогда живую творческую государст­венную силу, уже исполнило свою историческую миссию, потеря­ло жизнеспособность и подлежит поэтому полному упразднению, как пережиток старины, мешающий дальнейшему развитию поли­тической, культурной и экономической жизни нашего отечества...

Но если мы поставим себе вопрос, как же смотрит на этот краеугольный камень государственного строительства партия кон­ституционалистов-демократов, то к удивлению нашему мы уви­дим, что в их программе пункт этот совершенно отсутствует... Невозможно видеть в этом простой недосмотр или упущение. Следовательно, остается допустить, что умолчание это сделано намеренно, что, предоставляя разрешение этого коренного вопро­са Учредительному собранию, к созванию которого конституцио­налисты-демократы стремятся, они ничего не имеют возразить против того, чтобы это собрание разрешило вопрос в смысле введения в России республиканской формы правления. Но в та­ком случае как же назвать эту партию? Ведь не может же она не знать, что республика в России может быть введена не иначе, как путем насильственного подавления громадных масс монархи­чески настроенного населения...

Совершенно иначе решает вопрос о государственном строе «Союз русских людей». Исходя, как и все прочие партии, из глу­бокого недовольства настоящим порядком вещей, который при­чинил и продолжает причинять России столько бед и зол, груп­пируясь подобно нам вокруг манифеста 17 октября, который они признают обязательным для себя актом царской воли, «русские

119

люди» думают устранить зло и вывести государство на торную дорогу мирного культурного развития не решительным шагом вперед по пути коренных реформ государственного строя, а сла­бой попыткой возвращения назад, в глубь русской истории, к то­му порядку, когда несложность и простота экономического и со» циального быта допускали возможность для государственной вла­сти обходиться помимо сложного бюрократического аппарата, в котором, по их мнению, только и заключается все зло и все на­ши беды. «Союз русских людей» на все лады, в устных беседах, в публичных чтениях на партийных собраниях, народных ми­тингах, в газетных статьях и в великом множестве издаваемых им популярных брошюр, рассчитанных на широкий круг полу­интеллигентных и вовсе неинтеллигентных читателей, распрост­раняет свои идеи. Мы можем их свести к следующим четырем основным положениям:

1. Самодержавие в России не отменяется, а только видоизме­няется манифестом 17 октября 1905 г.

2. Самодержавие само по себе в его, так сказать, чистом виде нисколько не служит тормозом для политического и культурного развития русского народа. Для восстановления этой чистой его формы необходимо только устранить образовавшуюся между ца­рем и народом бюрократическую стену, мешающую их постоян­ному и непрерывному единению. Это может быть достигнуто со­вещательными формами народного представительства.

3. Самодержавие может быть упразднено не единоличной во­лей государя, а только коллективной волей всего народа и, нако­нец:.

4. Самодержавие, точно так же, как и православие, составляет органическую сущность русского народа, от которого он не мо­жет отказаться, не утратив своего национального духа.

Постараемся разобраться в этих положениях и осветить их как в их теоретическом построении, так и со стороны их исто­рического оправдания...

Что принципиально неограниченность царской власти на Ру­си отменена манифестом 17 октября, это с очевидной ясностью^ обнаруживается из текста самого манифеста. Если ни один закон' не может восприять силу без его одобрения Государственной ду­мой, то это значит, что иного порядка осуществления законода­тельной власти нет и не может быть и что самая Дума из зако­носовещательного учреждения, каким она предполагалась по за­кону 6 августа, сохранявшего незыблемость основных законов империи, другими словами, верховного самодержавия, становится по манифесту 17 октября, по весьма понятной причине ничего не говорящему об этой незыблемости, учреждением законода­тельным, а таковым она может быть только при существовании конституционного строя, в данном случае - ограниченной монар­хии. «Союз русских людей», по-видимому, вводится в заблужде­ние тем, что русский император и после манифеста 17 октября

120

продолжает именоваться самодержавным. Но тут нет никакого противоречия. Фактически самодержавие продолжается и будет продолжаться до созвания Государственной думы на началах ма­нифеста 17 октября и до издания нового основного закона Рос­сийской империи, т.е. конституционной хартии, которой будет раз навсегда отменена ст. 1 т. I Свода законов. Поэтому нет ни­чего ненормального в том, что император как в манифестах, из­данных после 17 октября, так равно и в церковном богослуже­нии продолжает именоваться самодержавным, и распоряжение одного из архиепископов, исключившего это слово из богослужеб­ного обихода, мы никак не можем считать правильным.

«Союз русских людей» при всем отрицательном отношении к бюрократически-приказному строю все же считает не только воз­можным, но и весьма желательным сохранить в нашем отечест­ве верховное самодержавие. Односторонне усвоенные историче­ские факты указывают ему, что было время, когда при налично­сти самодержавного строя чиновничество имело гораздо меньшее значение, нежели в наши дни. Но тут или упускается, или недо­статочно оценивается коренное различие в политической и эко­номической жизни государства того времени и современного. В тот период нашей истории, когда не было ни аграрного вопроса, ибо при крайне редком и почти сплошь крепостном сельском населении и громадном обилии земли не было повода для его возникновения, ни рабочего вопроса, ибо на всей территории на­шего отечества не существовало ни одной фабрики в нынешнем значении этого слова, ни вопросов образования, ибо светские школы отсутствовали, а монастырские и церковные находились вне ведения гражданских властей, ни международной политики в ее нынешнем значении, так как иностранные сношения с вар­варской Московией носили скорее характер случайности, ни во­енного дела, которое составляло частную повинность наделенных землею служилых людей, обязанных по царскому зову являться со своими холопами, «конными, людными и оружными», посто­янного же войска в том виде, как оно существует теперь, не бы­ло вовсе, ни финансов, вместо которых существовала очень небо­гатая «государева казна», - при таком состоянии государства не требовалось сложного бюрократического аппарата, и московский царь мог распоряжаться в государстве как крупный помещик в своем имении. Но и этот период русской истории может пред­ставляться в радужном свете только при крайне одностороннем и пристрастном к нему отношении. А если мы заглянем поглуб­же в сущность реальных фактов, то перед нами восстанет яркая картина народного угнетения⁴ и чиновничьего произвола, и мы скоро убедимся, что и в московский, точно так же как и в пе­тербургский, период нашей истории верховная власть, несмотря на множество совещательных земских соборов, не могла ни пра­вильно понять народные нужды, ни еще менее прийти им на помощь.

121

...Как бы ни изощрялись защитники неограниченной царской власти, но им никогда не удастся отыскать ту формулу, посред­ством которой можно было бы примирить непримиримое. Ис­тинное единение между монархом и народом может произойти только на почве политической свободы, из которой органичес­ки вытекают и все остальные свободы: слова, печати, собра­ний, союзов, а также гражданская и уголовная ответственность высших и низших чиновников перед общим и для всех равным судом.

...Что самодержавие сыграло громадную роль в создании рус­ского государства, не подлежит никакому сомнению, что оно ут­вердилось в России прочнее, чем где-либо, этому причина сово­купность целого ряда экономических, этнографических, бытовых и географических условий, рассматривать которые здесь не место и не время. Но из этого никак не следует, чтобы самодержавие, вопреки мировому закону жизни, состоящей из постоянной сме­ны одних форм и явлений другими, было чем-то стоящим вне категорий пространства и времени: вечным, незыблемым, неиз­менным. Не мешает помнить, что такие убеждения в известных случаях могут быть и не безопасны... Поэтому не о том следует жалеть, что самодержавному строю в России наступает конец, а о том, что он слишком долго существовал, что он пережил сам себя и из начала деятельного и созидательного обратился в тор­моз развития национальных творческих сил. Отсюда сначала глухое, но затем все более и более обостряющееся недовольство всем порядком вещей, недовольство правительством, не желав­шим считаться с тем, что русский народ давно перерос свои по­литические формы, отсюда глубокий разлад между народом и властью, последствия которого так тяжко сказываются в событиях последнего времени. Это прекрасно понимают все конституцион­ные политические партии, а поэтому они так горячо и приветст­вуют манифест 17 октября, проведение в жизнь которого кроме всех ожидаемых от него благ только и может создать необходи­мое для всякого государства сильное и опирающееся на народ­ное доверие правительство. Не хочет понять этого только «Союз русских людей», и в этом его непонимании кроется между ним и конституционными партиями коренное разногласие, устранить которое было бы полезно для обеих сторон.

...Перехожу теперь к другому, также весьма важному, вопро­су, определяющему политические окраски различных партий, подвергавшемуся на съездах многим и долгим дебатам, к вопро­су о целости и неделимости русской империи. В его практиче­ском решении он сводится к взглядам различных политических партий на положение наших окраин или областей как с инопле­менным населением, так и чрезмерно удаленных от местопребы­вания органов центрального правительства. Требуется решить, должны ли эти окраины и области пользоваться только широ­ким местным самоуправлением наравне с остальной Россией,

122

или для их процветания и укрепления связи с русским государ­ством необходимо особое политическое устройство, так называе­мая] «политическая автономия» с особыми местными представи­тельными собраниями, сеймами, ведающими не только одни хо­зяйственные, но и политические интересы края. Сходясь не только с родственными нам по убеждениям конституционными партиями, но и с партией конституционалистов-демократов в том, что как в центральной России, так равно и на ее окраинах новый государственный порядок должен обеспечить широкую экономическую децентрализацию на самых демократических на­чалах, что за отдельными национальностями и вероисповедания­ми должно быть признано самое широкое право на защиту и удовлетворение своих культурных нужд в пределах, допустимых общей идеей государственности и интересами других националь­ностей, «Союз 17 октября» расходится с конституционно-демокра­тической партией в вопросе о децентрализации политической. Конституционалисты-демократы непременным требованием своей, как теперь принято говорить, платформы, ставят, чтобы немед­ленно по установлении в империи конституционного представи­тельства был открыт путь для установления местных автономий и областных представительных учреждений, что же касается Царства Польского, то там должен быть установлен и законода­тельный сейм. В такой политической мере едва ли можно ус­мотреть что-либо иное, как первый, но весьма определенный приступ к переустройству русского государства из единого и цельного в государство федеративное. Оставляя в стороне вопрос, какую политическую организацию получит Россия в более или менее отдаленном будущем, сохранит ли она свое нынешнее единство, распадется ли она на несколько самостоятельных госу­дарств или образует федерацию в виде славянских соединенных штатов, в состав которых, быть может, войдут и славянские зем­ли, лежащие за чертою наших границ, - мы полагаем, что воз­буждать и. ускорять искусственно этот процесс не только не в интересах нашей политики, но даже представляет государствен­ную опасность. Пробужденные уступчивостью нашего правитель­ства сепаратистские инстинкты могут легко увлечь нашу запад­ную окраину на путь открытой борьбы и восстания, гибельные прежде всего для нее самой и могущие создать неисчислимые трудности для России... Высказываясь в своей программе вопре­ки мнению левых партий против политической автономии окра­ин и главным образом Польши, к которой прежде всего при­шлось бы применить эту меру, наш «Союз» исходит из того убеждения, что если опасна искусственная централизация госу­дарства, то во много раз опаснее и искусственная децентрализа­ция там, где такая мера не вызывается самой настоятельной по­требностью... В полном согласии со всей группой конституцион­но-монархических партий, к которой принадлежит и наш «Со­юз», мы полагаем, что широкая земская, т.е. экономическо-хозяй-

123

ственная, децентрализация, полная свобода религии и совести, местных языков и наречии будет совершенно достаточна, чтобь создать во всем разноплеменном населении нашего государ понятие об одном русском народе, одном великом всеобъемлю­щем русском отечестве, создать то душевное настроение, при ко­тором каждый русский свободный гражданин «от финских хлад­ных скал до пламенной Колхиды», в одинаковой мере призван­ный прямо или косвенно к делу строительства русской земли, сознавал бы себя представителем интересов великого народа, принадлежать к которому-его счастье и слава. «Все русские граждане, - говорит партия правового порядка в своей програм­ме,-должны себя чувствовать как на ближайшей своей родин так и на всяком углу империи одинаково слугами, одинаково хо­зяевами, а государство наше, особенно при его настоящем меж­дународном положении, должно себя сознавать безусловно еди­ным, располагающим на одинаковых основаниях всеми силами¹ своих граждан. И всякий член Государственной думы соответст­венно тому должен быть проникнут твердым взглядом, что он есть представитель интересов всей России. Кто бы ни был член Думы по месту своего рождения или жительства, племенному происхождению, сословию, занятию и т.п., для него одинаково близки должны быть и заботы о нуждах всякой части империи,; всякой национальности, всякого сословия и всякого класса. Сло­вом, член Думы есть деятель государственный, а не ходатай за интересы лишь известной местности, известного племени, извест­ного сословия или известного класса по занятиям». Мы вполне присоединяемся к этим прекрасным и прекрасно выраженным: мыслям. Но мы не хотим создавать утопий, строить воздушных замков. Мы не мечтатели, а должны быть трезвыми политика­ми. Мы отлично отдаем себе отчет в том, что картина, которую, так ярко нарисовала партия правового порядка, едва ли когда-ни­будь может стать действительностью во всей ее полноте. Едва ли когда-нибудь будет время, когда поляк перестанет сознавать себя поляком, грузин - грузином, армянин - армянином, малоросс-ма­лороссом. Но ведь и не нужно, чтобы исчезало это сознание. Ес­ли политическая свобода в России приведет к тому,-а к этому она несомненно должна привести, - что различные племена, наг селяющие наше отечество, будут чувствовать и сознавать себя не, как искусственно прикованные к государству посторонние тела, а отдельными частями, органически связанными с общим целым' и необходимыми для его жизни, тогда и их местный патрио­тизм, находящий себе постоянную пищу в народных преданиях, народной поэзии, воспоминаниях о народных торжествах и бе­дах, может существовать и в России с той же закономерностью, с какою он существует в Германии, во Франции и в Италии. Он будет тогда и у нас, как и там, не подтачивать, а укреплять об­щий великий русский патриотизм. Вот в этих-то целях «Союз 17 октября» и включает в свою программу задачу проводить идею

124

целости и неделимости русского государства и в народное созна­ние, и в государственную политику.

...Не только с партиями, родственными нам по убеждениям, но и с конституционалистами-демократами мы согласны в том, что первая задача русского конституционного правительства в разрешении крестьянского вопроса должна состоять в приобще­нии крестьян к полноте гражданских прав наравне со всеми про­чими гражданами русского государства и в разрешении земель­ного вопроса. Во исполнение этой задачи должна быть уничто­жена над крестьянами всякая административная опека, выборные судебно-мировые учреждения должны быть распространены и на крестьянские дела, откуда само собою вытекает необходимость уничтожения волостных судов, должны быть регулированы зе­мельные аренды и, наконец, крестьянское малоземелье должно быть устранено путем наделения безземельных и малоземельных крестьян за счет казенных и удельных земель, путем переселе­ния и расселения, а там, где это окажется необходимым, и за счет частновладельческих земель посредством добровольной по­купки при участии государства, а в самых крайних случаях по­средством принудительного их выкупа на справедливых условиях вознаграждения. Но на этом и кончается наше единомыслие с партией конституционно-демократической. В самой постановке вопроса о принудительном отчуждении частных земель в пользу крестьян обнаруживается между нами резкое различие взглядов, имеющее свои глубокие корни в различном отношении к инсти­туту частной собственности. Тогда как конституционалисты-де­мократы с легким сердцем предполагают прямо приступить к насильственному выкупу частных земель, пренебрегая какими бы то ни было попытками уладить этот вопрос путем добровольных сделок и соглашений при посредничестве государства, мы счита­ем возможным приступить к этой крайней мере только с вели­чайшей осторожностью и в случаях, когда, с одной стороны, она вызывается государственной необходимостью, а с другой-коща все остальные меры окажутся недостаточными. Ясно выраженная социалистическая тенденция конституционалистов-демократов, в программе которых (п. 37) отчужденные частновладельческие земли не поступают в полную собственность крестьян, но состав­ляют особый государственный земельный фонд, сталкивается здесь с чисто индивидуалистическим взглядом «Союза 17 октяб­ря». Здесь не место ни излагать, ни подвергать критике учение социалистов... Достаточно сказать, что наш союз их не разделяет и не будет проводить. Что бы ни говорили поклонники крайних социалистических учений, какую бы заманчивую картину буду­щего государства, организованного по их программе ни рисовали они, все же остается несомненным, что для современного обще­ства частная собственность есть не только правовой институт, со­хранивший всю свою жизнеспособность, но и великая созида­тельная экономическая сила. Живущие на земле и землею наши

125

крестьяне пользуются этим правом далеко не в той мере, как их соседи-землевладельцы, а потому они и лишены в такой же ме­ре и связанной с ним силой. Здесь, быть может, кроется одна из причин остроты, с которой в последнее время вырастает перед нами крестьянский вопрос, а следовательно, и тех тяжелых по­трясений, которые мы на этой почве только что испытали и ко­торые, быть может, нам еще угрожают в будущем. Не к нацио­нализации крестьянской земли, хотя бы и частичной, будем мы стремиться, а к возможно большей ее индивидуализации, к тому, чтобы поставить крестьянское землепользование в точно такие же условия владения на правах полной собственности, в каком находится владение землею всех остальных граждан Российской империи. Благо собственности, от которого наверно не откажется! никто, должно быть доступно всему русскому крестьянству. В этом и заключается истинное равенство всех перед законом, ко­торое должно быть положено в основу русской конституции. Только тогда можно ожидать от русского крестьянства наравне с другими сословиями смелой инициативы, духа самодеятельности и самопомощи, пробуждения дремлющих народных сил, словом, всего того духовного подъема, на необходимость которого для культурного и экономического роста государства справедливо ука­зывает программа «Союза 17 октября».

С не меньшей остротой, нежели вопрос крестьянский, стоит перед русской общественной мыслью и рабочий вопрос. Вполне понятно поэтому, что программы почти всех политических пар­тий уделяют ему видное место. Наш «Союз» не берет на себя { задачи представить хотя бы только в общих чертах проект рабо­чего законодательства. Он высказывает лишь убеждение, что удовлетворительное его решение может быть достигнуто только путем организации рабочего класса и промышленности, ибо только правильно и закономерно развивающаяся промышлен-ностъ может прочно обеспечить рабочего. Наш «Союз», конечно, будет приветствовать возможное сокращение рабочего дня, по­скольку оно допустимо без ущерба промышленности и торговле, но не настаивает так категорически, как это делают конституцио­налисты-демократы, на 8-часовом рабочем дне. Теоретически со­вершенно правильное деление суток на три равные части по 8 часов на работу, сон и отдых не находит и на Западе повсемест­ного осуществления. Тем труднее будет осуществить его у нас при наличности совершенно особенных, отличных от Западной Европы условий экономических, географических и бытовых, вли­яющих в смысле понижения, а не повышения интенсивности и производительности труда. Нельзя оставить без внимания и того обстоятельства, на которое указывает торгово-промышленная пар­тия, что вследствие религиозных потребностей русского народа, от которых, конечно, не откажутся и рабочие, гораздо менее обо­собленные от народа, нежели на Западе, число праздников у нас гораздо больше, нежели в Западной Европе. Следовательно, если,

126

как того требуют социалисты, за которыми слепо идет партия конституционалистов-демократов, ввести у нас 8-часовой рабочий день, то Германия будет работать на 40% времени больше, чем мы. Отсюда неизбежно произойдет вздорожание наших товаров и увеличение заграничного ввоза. Нетрудно усмотреть, какие вред­ные последствия произойдут отсюда для наших финансов, наше­го экономического хозяйства и для бюджета того же и так уже бедного крестьянства, о котором так заботится конституционно-демократическая партия, предлагающая эту меру. Лишь в инте­ресах народной гигиены мы высказываемся в нашей программе за сокращение рабочего времени в особенно вредных для здо­ровья производствах и во всех прочих для женщин и детей. Мы думаем, что продолжительный опыт Западной Европы и обшир­ная научная литература дадут Государственной думе достаточно богатый материал для решения этого серьезного вопроса в при­менении к русской действительности...

Что касается вопроса о свободе стачек как средства для рабо­чих защищать свои интересы, то и здесь мы встречаемся с серьезным разномыслием между «Союзом 17 октября» и консти­туционно-демократической партией. Последняя (п.41) признает это право безусловным и ничем не ограниченным; «Союз» огра­ничивает его с двух сторон: во-первых, относительно характера самой стачки, во-вторых, относительно производств, на которые стачка распространяется. Исходя из основного принципа свободы и неприкосновенности личности, «Союз 17 октября» признает стачку только мирную, без всякого насилия над личностью или посягательства на имущество как средство принуждения к уча­стию в стачке. «Снимать» рабочих, как теперь принято говорить, безусловно должно быть запрещено под страхом_; наказания. В свободном государстве никто не должен быть никем принуждаем к таким действиям, которые от него не требуются законом, и мы можем только удивляться, что партия конституционно-демок­ратическая, так ревностно оберегающая свободу личности, не вво­дит в свою программу вышеуказанного ограничения стачек. Точ­но так же, в противоречии со взглядами конституционно-демок­ратической партии, «Союз 17 октября» находит необходимым ог­раничить особым законодательством свободу стачек в таких про­изводствах, ще они угрожают интересам не отдельных капитали­стов, а целого населения, а в иных случаях и всего государства. Как на примеры можно указать на забастовки железнодорожные, аптек, оружейных или пороховых заводов и др., а тем более ес­ли такие забастовки происходят во время эпидемий или войны. Причины, побудившие «Союз» ввести в свою программу такое ограничение свободы стачек, понятны сами собою и не требуют объяснения.

Неоднократно и с разных сторон посылали нам упрек в том, что «Союз 17 октября» решает вопросы государственной и обще­ственной жизни не в интересах трудящихся масс, а в интересах

127

капитала и владельческих классов. Не говоря уже о том, что уп­рек этот глубоко несправедлив, мы думаем, что и самая поста­новка вопроса совершенно неправильна. Мы думаем, что всяк сословие, всякая общественная группа, независимо от того, как< место занимает она в государстве, имеет равное право на сущест­вование, а следовательно, и на защиту своих интересов со сторо­ны закона. Не интересы богатого или бедного, имущего или неи­мущего, помещика или крестьянина, капиталиста или рабоче­го должны служить критерием для законодателя, а с отвлечен-, но-теоретической стороны - самая объективная справедливость, с реально-практической - интересы великого целого нашего обще­го отечества, которое, к сожалению, слишком, часто забывает­ся в погоне за классовыми, профессиональными и партийным" интересами. На этой почве желает стоять наш «Союз 17 октяб­ря».

Такова наша платформа, - если мне позволено будет употре*; бить это уже вошедшее в русскую речь выражение, - как оно от­разилось в нашей программе относительно общей организации государственной власти, политики, экономических и социальных вопросов, а также в ее отношении к платформам других полити­ческих партий. Мы составляем партию с достаточно широкой; программой для того, чтобы получить наименование «Союза» и уложить в своих рамках родственные дам по духу и убеждениям' целые партии без всякого ущерба для их автономности. Мы со­ставляем партию конституционную, демократическую, мирную, монархическую. Принципы манифеста 17 октября, которые мы выставили на своем знамени и которые связывают нас с прави­тельством, должны иметь для нас значение обещания конститу­ционной партии, и никакого иного их толкования мы не допу­скаем. На пути к осуществлению их мы будем поддерживать правительство, и только на этом пути. Пусть это твердо знают и наши противники, и наши союзники. Мы не скрываем от себя того, что путь этот ведет не всегда по гладкой дороге либераль­ных реформ, но это сознание не может нас смутить и заставить изменить наше отношение к правительственной власти при том непременном условии, чтобы правительство не колебало в нас уверенности, что временные и силою обстоятельств вынужден­ные стеснения суть в его руках орудия борьбы не против освобо­дительного движения русского народа, а за него с теми элемен­тами, для которых нужна не политическая свобода страны, а анархия.

Мы партия демократическая. Не требуя немедленного унич­тожения сословий, которые нисколько не мешают ни политиче­ской, ни гражданской свободе, мы стоим за полную бессослов­ность всех как государственных, так и общественных учрежде­ний. Всякому гражданину русского государства, к какому бы со­словию он ни принадлежал и какую бы веру ни исповедовал, должен быть на совершенно равных условиях обеспечен доступ

128

ко всякой должности в государственных и общественных учреж­дениях и в равной степени защита его прав и интересов.

Мы партия мирная. Мир и порядок! Вот наш лозунг, с кото­рым мы выступаем на политическую арену. Всякое проявление насилия-до политической забастовки включительно, с нашей точки зрения, не находит себе оправдания. Наш «Союз 17 октяб­ря» растет с часу на час, и его отделения уже густой сетью по­крыли русскую землю. Наших членов мы считаем тысячами, и недалеко то время, коща мы будем их считать десятками тысяч. Мы можем поэтому создать сплоченное общественное мнение, проникнутое идеей политического обновления России на началах нашей программы. Этим могучим орудием мы будем бороться с нашими противниками, им же убеждать колеблющихся и равно­душных и поддерживать наших союзников. Ведь если грубое на­силие может временно торжествовать, то прочная и окончатель­ная победа всегда останется за идеей.

Мы партия монархическая. Не унизить, а возвысить царскую власть составляет наше призвание. Мы хотим создать для рус­ского императора то положение, которое ему должно принадле­жать в обновленном государстве, которое он сам избрал, даровав своему народу манифест 17 октября, и которое единственно его достойно. И если простой русский человек, плохо умеющий раз­бираться в тонкостях партийных программ, спросит кого-либо из нас: вы за царя, или против царя? То каждый из нас может, прямо смотря в глаза вопрошающему, без всякого колебания от­ветить: мы за царя, но не за того, который полубог по идее, в действительности бессилен и за спиной ловких и беззастенчивых временщиков не видит ни народного горя, ни народной нужды, а за того царя, который в живом и непрерывном общении со свободным народом более, чем когда-либо, явится в его глазах живым воплощением государственного единства, могущества, за­конного порядка, правды и милости.

...Мы твердо верим, что великий наш народ найдет в своих рядах достаточно борцов за, может быть, различно понимаемые, но одинаково страстно желаемые честь, славу и благоденствие одной, общей, всем одинаково дорогой матери-России.

«Союз 17 октября», его задачи и цели, его положение среди других политических партий. Речь В. Пет-- рово-Соловово, произнесенная 30 декабря 1905 г. на общем собрании Тамбовского отделения «Союза». М., 1906.

5 — 4264

В. ПЕТРОВО-СОЛОВОВО. «СОЮЗ 17 ОКТЯБРЯ» И ЕГО КРИТИКИ*

«Союз 17 октября» с каждым днем завоевывает себе все более и более места в общественном сознании, его значение среди дру­гих партий постоянно возрастает, его, так сказать, политический удельный вес непрерывно увеличивается. Это можно усмотреть как из того, что число членов «Союза» постоянно растет, так и из того, что все чаще и чаще появляются в периодической пе­чати обсуждения, а со стороны левых партий и осуждения его программы и его тактики.

...В числе направленных против нас обвинений как в невер­ном понимании основных государственных вопросов, главным образом вопроса о правовом положении окраин и их отношения к конституционному русскому государству, так и в недостаточно настойчивом и последовательном проведении в жизнь конститу­ционных начал нашей программы, наше внимание привлекают статьи известного экономиста и публициста П. Б. Струве и не менее известного своими научными трудами и общественной де­ятельностью киевского профессора кн. Е. Н. Трубецкого⁹³.

...Хотя уважаемый профессор и начинает с похвалы «Союзу» за ясность и определенность постановки его конституционно-мо­нархического кредо, но в конце концов все же приходит к край­не пессимистическому выводу и пророчит нам неизбежную и скорую гибель. «В самых условиях образования "Союза", - говорит он,-таится первородный грех, который в значительной степени парализует значение его положительных качеств». Этот грех тем для нас ужаснее, что нам не дается никакой надежды на искуп­ление, а прямо предсказывается политическая смерть. В чем же мы так тяжко согрешили? Грех наш, полагает кн. Трубецкой, за­ключается в том, что на первом плане воззвания поставлены не конституционные принципы «Союза», а боевой клич: сохранение единства и нераздельности Российского государства. ...Но которое из 4 основных положений, в равной степени служащих крае­угольными камнями для нашего «Союза», поставлено на первом, которое на втором месте,-об этом уместно рассуждение с редак­ционной точки зрения, а лишь пристрастное отношение к пред­мету обсуждения может сделать из этого вопрос по существу. Де­ло не в размещении параграфов, а в категоричности, силе и яс­ности самого положения, и в этом отношении конституционное кредо нашего «Союза» не оставляет желать ничего лучшего. Оно нашло себе одобрение в мнении самого кн. Трубецкого. Мы при­знаем своей задачей противодействие всякому посягательству, откуда бы оно ни шло, на права монарха и на права народного представительства. Странно, что все-таки находятся люди, кото-

Брошюра печатается с сокращениями.

рые заподозривают прочность нашего конституционализма и утверждают, как, напр., Ф.Ф. Кокошкин⁹⁴ в своей послед­ней речи, что конституционное начало привито к нам искусст­венно.

...Предсказывая «Союзу 17 октября» скорую перспективу пре­вратиться в партию русских угодовцев⁹⁵, кн. Трубецкой, очевидно, слишком низко ценит нравственное достоинство его членов. Бла­городство побуждений и искренность конституционализма он признает, по-видимому, только в вождях «Союза» и хотя и допу­скает, что в Союзе есть немало лиц, сыгравших видную роль в освободительном движении, но относительно большинства выска­зывает с столь же необоснованной, сколько и обидной пренебре­жительностью. «За последнее время, - говорит он, - в "Союз" мас­сами повалил серый испуганный обыватель». «Что привлекло в "Союз" этих людей», - спрашивает он и сам дает ответ столь же определенный, сколько односторонний, а потому и неверный: очевидно, та консервативно-националистическая нота, которая прозвучала в воззвании. Почему это так «очевидно», можем мы спросить. Мы не беремся читать в сердцах людей, но и не хо­тим без всяких оснований заподозривать их во лжи или при­творстве. Каждый из наших членов прежде, нежели вступить в «Союз», основательно знакомится со всей нашей программой и, только заявивши свою солидарность со всеми ее основными по­ложениями, может считать себя членом, «Союза». Что между на­ми есть недавние сторонники самодержавного строя - совершенно верно, но это указывает вовсе не на то, что мы окружены из­менниками и предателями или откровенными и прикровенными приспешниками бюрократии, как счел возможным выразиться г. Струве (Русские ведомости. 1906 г. № 1), а на то, что в сознании этих людей совершился вполне естественный в пережитые нами два года внешних и внутренних потрясений процесс умственной эволюции, проведший их от самодержавия к конституционализ­му. Манифест 17 октября только ускорил и облегчил этот про­цесс. Я мог бы назвать лиц, стоящих в настоящее время гораздо левее нашего «Союза», которые в недалеком прошлом содрога­лись, коща при них заходила речь о возможности уничтожения в России самодержавного строя. От опасности быть увлеченной в ту или другую сторону не застрахована ни одна партия, ибо где есть люди, там кроме холодного критического разума действуют чувство и темперамент; конституционно-демократическая партия должна это прекрасно знать.. Но важно то, что кадры нашего «Союза» состоят из убежденных конституционалистов; им при­надлежит задача сохранить во всей чистоте те принципы, на ко­торых мы объединяемся в большую политическую партию и ко­торые с полной ясностью и определенностью изложены в нашей программе. Внутренняя работа идейного объединения не прекра­щается, и плоды ее уже имеются налицо. Недавно мне при­шлось посетить несколько провинциальных отделений «Союза».

5* 131

Я встретился в них с вполне сознательным монархически-кон­ституционным убеждением.

...С разных сторон посылается нам упрек в том, что «Союз 17 октября» не протестует против тех мероприятий правительст­ва, которые направлены против освободительного движения. Кн. Трубецкой повторяет этот упрек и видит в пассивном отноше­нии «Союза» к явной реакционной политике правительства за­чатки разложения нашего «Союза», которые скоро должны его погубить. «Союзу», - говорит он, - в силу его конституционных принципов следовало бы громко и резко протестовать против тех правительственных отступлений от манифеста, которые не вызы­ваются необходимостью». Обвинение серьезное, а потому и отне­стись к нему следует с полной серьезностью, хотя предъявлено оно в неопределенной форме. Необходимо точно установить: от кого должен быть заявлен протест, по какому именно поводу и в какой форме. Что вопрос об отношении «Союза 17 октября» к политике министерства гр. Витте не только не упускается из ви­ду, но признается весьма существенным, это ясно из того, что на первом же делегатском съезде он предлагается на обсуждение гг. членов. От правильного его разрешения зависит очень мно- ■ roe, а потому нет никакого сомнения, что съезд отнесется к не­му с самым серьезным вниманием. Тем более неосторожно бы­ло бы до общего съезда заявлять протесты от того или другого провинциального отделения «Союза» по поводу газетных сообще­ний об отдельных случаях арестов, запрещения митинга или партийного собрания. При массе неточных, искаженных, а весь­ма часто прямо-таки лживых газетных сообщений, всегда нося­щих партийную окраску, крайне трудно судить как о самом фак­те, так еще в большей мере о степени его необходимости. Кон­ституционно-демократическая партия, не говоря уже о других, более крайних, объявив себя партией оппозиционной, с легким сердцем протестует направо и налево. Протест становится для нее как бы условием ее жизненности. Совершенно в ином поло­жении находится «Союз», который поставил себе целью поддер­жать правительство на пути к осуществлению манифеста 17 ок­тября. Тут требуется твердое установление между нами единства взглядов, откуда и должно последовать единство действий. Это и будет предметом работы настоящего съезда. Стоя в стороне от управления и проникнувшись одним стремлением - как можно скорее видеть Россию политически обновленной, очень легко ус­мотреть во всяком стеснении со стороны правительства его тай­ное или явное нежелание проводить в жизнь принципы мани­феста, - очень легко упустить из виду громадные трудности, кото­рые правительству приходится побеждать на этом пути. Надо постоянно помнить, что при проведении в жизнь начал манифе­ста правительственная власть неизбежно сталкивается с двумя одинаково враждебными силами, сторонниками самодержавия и революционерами. «Не нужно фантазий, - справедливо восклицает i32

г. Прокопович⁹⁶ в №1 появившегося в Петербурге журнала «Без заглавия»⁹⁷, - сила старого порядка громадна!» Эта сила не дрем­лет: она энергично борется, сознавая, что это ее последняя борь­ба на жизнь и смерть. Но не дремлет и революция. Легкомыс­ленно было бы думать, что с подавлением мятежа в Москве и других городах она окончательно побеждена. Она продолжает свою разрушительную работу менее ярко, менее заметно для нас, но никак не менее энергично. Ее агенты понимают, что осуще­ствление манифеста и созвание Думы будет для них решитель­ным, быть может, смертельным ударом. Ведь они стремятся не к устройству нашего отечества на конституционных началах, а к тому, чтобы расплавить русский государственный организм в котле политической и социальной революции и отлить его вновь по шаблону, формы которого они сами еще не в состоянии ус­тановить. Для этого они врываются в полицейские участки и уничтожают избирательные списки, как это было недавно в Лод­зи, проповедуют на все лады бойкот Думы, бунтуют войска, уст­раивают целые вооруженные восстания. Оценивая деятельность правительства, никогда не следует этого забывать. Но тем не ме­нее это не только не избавляет нас от обязанности, но, напротив, властно налагает ее на нас - внимательно проследить политику правительства за последние три месяца. Ведь именно в борьбе-то и всего легче перейти меру. Нам предстоит задача точно прове­рить курс нашего государственного корабля. Заботливо оберегая его от когтей революционной Сциллы, не ведет ли его наш кор­мчий слишком близко к пасти реакционной Харбиды? Несом­ненно, имеются налицо такие действия как центрального прави­тельства, так и его местных органов, которые способны возбу­дить в нас справедливые опасения в этом смысле.

...Нас упрекают также и в том, что мы слишком легко и скоро примирились с избирательным законом 11 декабря 1905 г. Вопрос этот обсуждался в некоторых провинциальных собраниях «Союза», в- которых мне пришлось участвовать. От решения его зависит и наше отношение к Государственной думе. Что принци­пиально закон 11 декабря⁹⁸ не может нас удовлетворить, это вид­но из нашей программы, в которой выставлено требование все­общего избирательного права. Но из этого никак не следует, что­бы мы должны были создавать правительству какие-либо пре­пятствия в созвании Думы, а тем менее, чтобы мы отказались в ней участвовать. Кандидаты нашего «Союза» пойдут в Думу с твердым намерением производить в ней не разрушительную, а созидательную работу. Невозможно согласиться с мнением неко­торых из членов конституционно-демократической партии, что в Думу следует идти затем, чтобы немедленно начать «бойкотиро­вать ее изнутри». Сторонники такого взгляда впадают в реши­тельное противоречие сами с собой: с одной стороны, они отка­зываются признать Думу, созванную по закону 11 декабря, нор­мальным органом народного представительства, а следовательно,

133

и отрицают компетентность ее законодательной власти, с дру­гой-они сознают невозможность далее откладывать разрешение назревших государственных вопросов. Из этой дилеммы они вы­ходят самым неудачным способом: постоянно подчеркивая не- , компетентность Думы и тем самым отрицая за ее членами вся­кое значение народных уполномоченных, они тем не менее счи­тают возможным разрешать в этой самой Думе вопросы государ­ственной важности и издавать не законы, а лишь временные правила, которые будут действовать впредь до создания новой Думы, избранной по известной 4-членной формуле. Любопытно, что такой способ они считают возможным применить к аграрно­му законодательству, в котором более, чем где-либо, следует из­бегать всяких временных мер, открывающих возможность ломки. Кандидаты нашего «Союза», конечно, не последуют их примеру и войдут в Думу с твердым намерением не бойкотировать, а ра­ботать в ней, с определенным и ясным сознанием своего права на эту работу как избранников народа и своей ответственности перед избирателями. Россия слишком долго жила на «времен­ных правилах», и они в достаточной мере оказали свое пагубное влияние, подточив в народном сознании уверенность в прочно­сти и незыблемости закона. Необходимо как можно скорее вос­становить эту уверенность, ибо она составляет существенное ус­ловие нормальной работы государственного организма. Довольно и без того обломков, чтобы увеличивать эту груду обломками Думы. Пора начать строить! Пересмотр положения о Государст­венной думе и избирательного закона намечен в нашей програм­ме. Но мы намерены вести эту работу эволюционным, а не ре­волюционным путем наряду с другими вопросами неотложной государственной необходимости и без лихорадочной торопливо­сти* Только таким путем можно восстановить спокойствие в стране, возвратить ее к мирному труду, восстановить и внутри России, и в Европе поколебленное доверие к правительству и спасти наше отечество от государственного банкротства.

В своем «Письме из Петербурга», помещенном в №18 «Рус­ских ведомостей» с. г., П. Б. Струве категорически отказывает «Со­юзу 17 октября» в способности произвести законодательную рабо­ту в Государственной думе по рабочему и аграрному вопросу и предсказывает немедленное распадение «Союза», как только оба эти вопроса будут поставлены как законодательные проблемы «во всей режущей ясности». Очень трудно опровергать положения, когда они ничем не подкреплены, а ставятся в виде афоризмов. Опровергать же их афоризмами противоположного содержания не имеет смысла. В нашей программе совершенно достаточ­но принципиальных положений, на которых может быть построе­но законодательство как по рабочему, так и по аграрному вопро­су. Первое условие для плодотворности всякой коллегиальной ра­боты заключается в единстве основных убеждений членов колле­гии, а оно-то именно и отсутствует в конституционно-демократи-

134

ческой партии. Это особенно резко обнаружилось на ее послед­нем делегатском съезде. Требование полной экспроприации част­ной земельной собственности встретилось там с защитой ее не­прикосновенности, социалисты, отстаивая национализацию земли, спорили со сторонниками личной собственности и подворного крестьянского землевладения. Естественно, что в результате таких взаимно исключающих друг друга воззрений получилась невоз­можность разрешения аграрного вопроса, который и остался от­крытым. «Союз 17 октября» должен быть гораздо более объеди­нен, в своих основных убеждениях. Нисколько не менее других, именующих себя народными партиями, мы озабочены интереса-, ми народных масс. Мы признаем неотложную обязанность госу­дарства прийти им на помощь в удовлетворении их действитель­ных нужд и справедливых требований, признаем необходимость жертв одного общественного класса в пользу другого, но опреде­ляем размеры и пределы этих жертв государственными, а не ис­ключительно классовыми интересами. Мы не хотим санкциони­ровать поход неимущих на имущих и, льстя корыстным инс­тинктам народных масс, заманивать их в свою партию обещани­ем им золотых гор, которых решительно негде взять. Громадное большинство конституционалистов-демократов состоит из предста­вителей умственного труда и либеральных профессий, не имею­щих тесной связи с русской деревней и с землевладением. Толь­ко этим обстоятельством можно объяснить сделанное на послед­нем делегатском съезде ни с чем не сообразное предложение ус­тановить максимум частного землевладения в 200 дес. Тем са­мым, следовательно, устанавливается для целого класса русского народа и максимум заработка, чего, однако, ведь никто не требу­ет для адвокатов, врачей и профессоров. Где же тут хотя бы са­мая элементарная справедливость? Предложенная мера повела бы уже в следующем поколении после раздела имений между наследниками к потере всякого личного ценза, а тем самым и к исчезновению из русской деревни всего культурного элемента. «Мужицкое царство», осуществленное таким путем, не возвысит, а очень скоро вместе с культурным понизит и экономический уровень нашего государства, что не замедлит невыгодно отра­зиться и на благосостоянии самого крестьянства. При недостаточ­ности политического развития оно, ослепленное несбыточными надеждами на скорое и легкое обогащение и одурманенное ши­роковещательными обещаниями, может этого и не понять. Со временем оно, конечно, поймет, в чем дело, но тоща будет уже поздно. Наша задача, задача истинных друзей народа, обязанных всегда говорить ему правду, предостеречь его вовремя.

Невозможно останавливаться на всех предъявляемых к нам требованиях и направленных против нас обвинениях. Они появ­ляются почти ежедневно. Но это нисколько не должно смущать нас. Глубоко и серьезно вдумываясь в наши задачи, мы должны неуклонно проводить в сознание русского народа нашу конститу-

135

шюнную программу, энергично отрицая всякие попытки, откуда оьПшГ ни К заставить нас свернуть с пути к достижению истинной свободы. Одним словом, мы должны быть правы пе-Р^с^ими^обой, и тогда мы будем правы и перед современ­никами, и перед судом Истории.

В. Петрово-Саловова

«Союз 17 октября»

и его критики. М., 1906.

П. МИЛЮКО*. ДУМА ■ НАРОДНОМ СОЗНАНИИ

«Преднамеренные слухи» о роспуске Думы официально опро­вергнуты, но правительственное опровержение очень осторожно держится лишь в пределах текущей минуты. Мы узнаем из не­го, собственно, лишь то, что пока решено Думу не распускать. Опасность, таким образом, только отсрочена, а не устранена вов­се. То внешнее воздействие, та force majeure*, которая подейство­вала на правительство вчера или третьего дня, заставив его от­срочить осуществление своих убийственных планов, - завтра или послезавтра может ослабеть, и безумная попытка может быть все-таки сделана. Мы имеем все основания думать, что мини­стерство было вынуждено отступиться от своего плана, но вы­нуждено совсем не теми соображениями, которые кажутся убеди­тельными для нас. Те «невесомые» победы Думы, которые нам кажутся решающими, едва ли нашли уже теперь достаточную оценку у правительства. И если бы даже эти победы были оце­нены по достоинству, еще вопрос, не предпочло ли бы мини­стерство самые отчаянные меры дальнейшему укреплению рус­ского конституционного опыта.

Этот «невесомый» результат деятельности - и даже самого су­ществования Государственной думы-мы продолжаем видеть в той сложной и трудной умственной работе, которая совершается в умах всего населения, благодаря появлению нового фактора го­сударственной жизни. Мало-помалу отголоски крестьянских рас­суждений с мест вскрывают перед нами интереснейший и поу­чительный процесс работы народной мысли над невиданными и неслыханными для народа политическими явлениями. Мы гово­рим здесь даже не о тех многочисленных резолюциях, постанов­лениях и приговорах, которые в изобилии получаются депутата­ми Думы. Эти резолюции отчасти повторяют те желания, давно назревшие, с которыми народные представители были посланы в Думу, отчасти же откликаются на общие лозунги политической борьбы или на те очередные требования, которые были форму-

' Чрезвычайные обстоятельства (фр). 136

лированы Думой и правительством отвергнуты. Но и вне более или менее установившихся рамок этих резолюций население на­пряженно думает, усиленно ломает себе голову над газетным ли­стом,-и веками нажитая политическая философия как-то необы­чайно быстро сдвигается с основ, и подвергаются самому корен­ному пересмотру самые основные аксиомы народного мировоз­зрения.

Царь, как символ единого государства и высшей политиче­ской правды и справедливости; чиновники, скрывающие от наро­да эту царскую правду-и скрывающие от царя правду о народе; наконец, народ, веками стремящийся проломить это «средосте­ние», дойти до самого источника власти - таковы чуть ли не с XVI столетия основные политические идеи крестьянской массы. Несомненно, участвуя в выборах в Государственную думу, очень большое количество избирателей держалось тех же старинных понятий и до сих пор еще видит в своем депутате - прежнего ходока, который пойдет к самому царю и прямо от него прине­сет домой все, что нужно народу. Это укоренившееся убеждение, превратившееся в инстинкт, бессознательно разделяют - или им сознательно пользуются - все те, кто настойчиво рекомендует Ду­ме выйти из своего трудного положения путем прямого обраще­ния к царю.

Эти-то простодушные представления старины начинают те­перь осложняться и изменяться под влиянием разительных для народного воображения новых явлений. Царь созвал Думу; Дума сказала царю, что надо народу, и вдруг царские чиновники отве­чают: это неисполнимо, этого вам не дадут. Первая мысль: зна­чит, надо либо сложить руки, либо добиваться самим, своими силами желаемого. Так делали во все прежние времена народ­ные ходоки, не дойдя до царя или получив отказ. Но теперь жизнь дает новый неслыханный факт. Дума, вся Дума сказала чиновникам, что она им не верит и чтобы они уходили. Требо­вание логичное; но чиновники не уходят. Тут начинается само­стоятельное творчество народной мысли, идущее, главным обра­зом, в двух направлениях. Во-первых, народ решает, кто правее. Во-вторых, он взвешивает, кто сильнее. На вопрос о правоте - от­вет ясный. Ведь Думу собрал царь: стало быть, Дума законная. Она сказала министрам:-уходите; следовательно, признала их не­законными. Другими словами, в результате столкновения в на­родном представлении Дума становится выше министров. Мини­стры - подзаконны; Дума-дает законы, и на нее переносятся в воображении населения все те признаки святости, неприкосновен­ности, происхождения свыше, которые, по Писанию, принадле­жат всякой власти. На нее распространяется и «присяга», обязы­вающая всякого выполнять ее законные приказания. Таковы по­следствия нового представления о Думе как о власти, высшей над властью чиновников. Это-тот же самый прогресс мысли, который в Англии XVII века привел к распространению идеи

137

божественного происхождения - с короля на парламент. Только в Англии эта мысль формулировалась учеными публицистами; у нас ее формулируют запасные унтер-офицеры костромичи, как наши читатели могли прочесть вчера в интересной статье г. Френкеля. На другой вопрос, кто сильнее, - ответить не так легко. Ответы, до сих пор дававшиеся жизнью, слишком уж пе­чальны; и опыты действовать своими силами - слишком тяжелы и бесплодны. И, однако, в крестьянских отзывах по поводу кон­фликта министерства и Думы редко прорываются нотки сомне­ния: «подождем, что будет»; «не устоите»... Преобладает уверен­ность и оптимизм самый беззаветный. «Дайте только знать»; «ждем призыва»; «станем грудью»; «станем, как один человек». Борьба «неправой», «незаконной» власти министров против «за­конной» власти Думы кажется народу заранее проигранной. Под­держка «законной» власти представляется прямо необходимой, само собой разумеющейся.

Труднее дается населению следующий шаг: уяснение положе­ния, какое должен занимать монарх в борьбе между Думой и министерством. До сих пор любопытным образом вопрос этот как-то вовсе не выдвигается: личность монарха заслонена от взо­ров населения борьбой двух других политических фактов. Насе­ление невольно и бессознательно стоит на точке зрения парла­ментарной монархии, как бы инстинктивно отдаляя тот момент, когда придется это фактическое положение дел, фактическое уда­ление монарха из сферы прямой политической борьбы - поста­вить лицом к лицу с принципами старого политического миро­воззрения. В сущности, и эта черта - безответственность монар­ха-является таким же логическим продуктом внутреннего роста политической идеи, как и идея верховенства Государственной ду­мы. Но, в теперешней стадии, монарх и Дума еще не поставле­ны народом ни в какую взаимную связь. Английское слитное понятие «короля в парламенте» как единой верховной власти, как известно, явилось продуктом потребности сохранить лояль­ность даже в революции. Именем короля и парламента действо­вало первое революционное представительство, начиная граждан­скую войну против отложившегося от нации короля. Трудно ска­зать, к какой форме приведет русский политический опыт: но, нам кажется, и в России, каковы бы ни оказались случайности исторических событий, старинная народная лояльность вынесет из них идею царя связанной с идеей народного представительст­ва. Министерство г. Горемыкина", по слухам, хочет дать новую пищу народному уму и в этой новой стадии политического раз­мышления. Затевается, по-видимому, торжественный манифест от царя к народу с объяснениями по земельному вопросу, веро­ятно, составляющими дальнейшее развитие объяснений мини­стерских и губернаторских. Ставя, таким образом, монарха непос­редственно перед народом, гг. министры, по-видимому, и не до­гадываются, какое огромное может быть революционное значение

138

этого шага. Конфликт между Думой и министрами г. Горемыкин широко популяризировал в среде населения при помощи своей декларации и министерских прокламаций. Этот конфликт народ­ная мысль переварила по-своему, сделав из него те конституци­онные выводы, о которых сказано выше. Теперь гг. министры, по-видимому, с еще большей помпой хотят инсценировать но­вый, несравненно более глубокий и опасный конфликт: между Государственной думой и монархом. Они хотят апеллировать, как видно, к самой сердцевине старого народного понимания. Прибегать к такому средству можно только в полном отчаянии; и, решаясь на отчаянный шаг, кого и что хочет спасать мини­стерство? Спасать страну от революции? Но этим героическим средством оно только может столкнуть страну в пучину междоу­собной войны. Спасать монархию и династию? Оно их обнажает и подвергает риску прямых ударов. Спасать самих себя, это ми­нистерство!.. Так спасают обреченных на смерть усиленными впрыскиваниями мускуса. Действительно, эти люди могут отсро­чить свою катастрофу - ценой катастрофы России.

Милюков П. Год борьбы. Публици­стическая хроника. С 372-375.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

АЛЕКСАНДРУ ИВАНОВИЧУ ГУЧКОВУ¹⁰⁰

ОТ ПРОФЕССОРА В. И. ГЕРЬЕ¹⁰¹

Милостивый государь Александр Иванович! Позвольте мне по поводу «воззвания», разосланного Московским Центральным Комитетом «Союза 17 октября»¹⁰², обратиться к Вам с следую­щим заявлением. С тех пор, как в русском обществе пробуди­лось стремление к политической свободе, оно привыкло считать правительство единственным препятствием к достижению желан­ного для России порядка вещей. В настоящее время положение дела совершенно изменилось. Конституционный порядок управ­ления страной вошел в Основные законы¹⁰³ империи. Правитель­ство и после роспуска Государственной думы твердо намерено его держаться и определило срок для сбора новой Думы. Утвер­ждению конституционного порядка грозят теперь совершенно другие препятствия, а именно со стороны партий, призванных к его осуществлению. Русскому обществу поэтому необходимо глуб­же вникнуть в вопрос, какие условия могут содействовать или, напротив, повредить успешному развитию у нас конституционной жизни.

Первая в России попытка приложить к делу новую конститу­цию оказалась неудачной, и это налагает на избирателей обязан­ность разобраться в причинах, повлекших за собой столь печаль­ный результат. Главная причина неудачи несомненна. Она за­ключается в том, что Государственная дума не захотела держать­ся в рамках, отведенных ей Основными законами, а протянула

руку к власти. Враждуя с министерством, господствовавшие в Го­сударственной думе партии настаивали на удалении его и на за­мене его министрами из среды членов Государственной думы* или угодных ей лиц. т.е. стремилась соединить в своих руках с законодательной и правительственную власть. Можно сказать, что все требования Государственной думы, все ее законопроекты имели не столько в виду удовлетворение насущных интересов страны, сколько были тактическими средствами для достижения главного желания устранить министерство и овладеть государст­венной властью.

Это стремление исходило у одних из революционного прин­ципа народовластия, в силу которого верховная власть всецело принадлежит избранникам народа, - принципа, неминуемо веду­щего к республике; у других, более умеренных членов Государст­венной думы, это стремление вытекало из теории, что в парла­ментских странах разногласия между министрами и господствую­щей в палатах партией должны непременно разрешаться отстав­кой министров. На самом же деле это основание фактически так же ложно, как теоретически: не во всех государствах с парламен­тами министерство обязано уходить при разногласии с палатой, а с другой стороны, не все теории конституционного права при­знают указанное требование аксиомой. К тому же разве существу­ет абсолютное конституционное право, обязательное для всех стран и времен? Разве политика в смысле управления государст­вом есть отвлеченная теория, а не живое искусство, которое, как всякое искусство, должно исходить из действительности и сообра­зоваться с нею?

Но помимо теоретических и юридических оснований стремле­ние Государственной думы захватить через посредство министер­ских портфелей правительственную власть должно быть призна­но роковою ошибкой и по следующим практическим соображе­ниям. Наиболее многочисленная из думских партий¹⁰⁴ могла считать себя представительницей большинства Государственной думы лишь при условии поддержки ее группами, решительно враждебными всякой конституционной монархии. Сама же она вовсе не обладала абсолютным большинством в Государственной думе, что явно обнаружилось весьма скоро, коща она по важней­шему для нее вопросу не была в состоянии собрать в пользу предложенной ею меры абсолютного большинства. Поэтому она и с своей точки зрения не имела права на захват правительст­венной власти. Не говоря уже о том, что ей удалось выйти из избирательной  борьбы  с значительным  количеством  голосов

* Вспомним, например, слова одного из ораторов в заседании 13 мая, обращен­ные к министрам: «Мы желаем быть хозяевами, распорядителями страны и требу­ем ответственного народного министерства, министерства из народных представите­лей: никакое другое министерство не может быть терпимо - или мы или они». (Ап­лодисменты.) 140

лишь благодаря выставленным в ее программе обещаниям изби­рателям, которые она на самом деле не в состоянии была бы осуществить. Но недостаточно указывать в прошлом ошибоч­ность партийной политики, стремившейся к присвоению власти и притом в таких необычных и несовместимых с парламентской жизнью формах. Важнее иметь в виду эту ошибку для избежа­ния подобных ошибок в будущем. Насколько Россия представля­ет собою самобытные, отличающие и от Западной Европы, фор­мы, - настолько она должна избегать в своих политических уч­реждениях рабского подражания какому-либо из сложившихся на Западе по местным условиям политических типов.

Россия по своей исторической формации и преданиям, по своей географической обширности и по своему этнографическому составу, включая в себя народности, ей враждебные, и народно­сти малокультурные, - нуждается в последовательной, твердой внутренней политике, независимо от речей случайных ораторов, от сделок в «кулуарах» и от случайного блока партий; а тем бо­лее в настоящее время, коща страна глубоко взволнована не столько политическими идеями, сколько социальными интереса­ми; коща сотни тысяч людей пользуются нравственным расслаб­лением общества для дикого разбоя, коща сотни интеллигент­ных людей одержимы эпидемической манией, напоминающей самые темные изуверства религиозного сектантства, манией, про­являющейся в человеческих жертвоприношениях перед кумирюм и в диком мученическом самоистреблении. При таких условиях всякое партийное правительство только ухудшило бы дело: в ру­ках крайних партий оно повело бы даже невольно к поощрению иллюзий, к еще большему разгару страстей и содействовало бы всеобщему разложению; в руках же искренних либералов оно оказалось бы бессильным или впало бы в противоречие со свои­ми принципами. Это не значит, что правительство не должно призывать в свой совет и к управлению либеральных людей, об­леченных доверием общества, это не значит, что такие лица должны отказываться от участия в управлении страною и по­сильного на него влияния, но это значит, что надо отделаться от заблуждения, будто Россия заживет только тоща конституцион­ной жизнью, коща портфели министров будут распределяться в кулуарах Государственной думы, и во главе самой многочислен­ной армии на свете может оказаться, как во Французской респуб­лике, думский оратор.

Поэтому нельзя не сочувствовать тому, что в прекрасном воз­звании, разосланном Вами, на видном месте поставлено единение монарха с народом. Но это выражение не должно быть Лишь украшением речи; нет, оно должно иметь определенный реаль­ный смысл и служить основанием для избирательной кампании. Оно должно быть на самом деле отличительной чертой «Союза 17 октября», межой, отграничивающей его от партий, еще не сбросивших с себя своей революционной скорлупы.

«Союз 17 октября» не должен смущаться, если его еще раз захлестнет избирательная волна, если он не будет обладать в но­вой Думе большинством голосов. Но, каково бы ни было число его членов в новой Думе, они должны сильнее и яснее поддер­живать в ней либеральный принцип, в основании которого ле­жит уменье различать свободу от власти; они должны воздержи­ваться от всякой сделки, последствием которой может быть заме­на старого порядка самодержавием и тиранией властолюбивой партии.

Для политического воспитания русского народа было сделано очень мало при старом порядке; при новом же порядке, напро­тив, сделано много, чтобы сбить его с толку. Русское общество еще недостаточно оценило то, что оно может извлечь из сущест­вующей конституции, и в значительной степени живет в иллю­зиях. В содействии политическому воспитанию страны и утверж­дению условий политической свободы в России может заклю­чаться благотворная роль «Союза 17 октября».

Открытое письмо Александру Ива­новичу Гучкову от профессора В. И Герье. М., 1906.

ПЕТР СТРУВЕ. ВЕЛИКАЯ РОССИЯ.

ИЗ РАЗМЫШЛЕНИЙ О ПРОБЛЕМЕ РУССКОГО МОГУЩЕСТВА*

Посвящается Николаю Николаевичу Львову¹⁰⁵

Одну из своих речей в Государственной думе, а именно про­граммную речь по аграрному вопросу П. А. Столыпин¹⁰⁶ закон­чил следующими словами:«Противникам государственности хоте­лось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исто­рического прошлого России, освобождения от культурных тради­ций. Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Рос­сия»**.

Мы не знаем, оценивал ли г. Столыпин все то значение, ко­торое заключено в этой формуле:«Великая Россия». Для нас эта. формула звучит не как призыв к старому, а, наоборот, как ло­зунг новой русской государственности, государственности, опираю­щейся на «историческое прошлое» нашей страны и на живые «культурные традиции», и в то же время творческой, и, как все творческое, в лучшем смысле революционной.

Обычная, я бы сказал, банальная точка зрения благонамерен­ного, корректного радикализма рассматривает внешнюю политику и внешнюю мощь государства как досадные осложнения, вноси-

** Государственная дума. Стенографический отчет. Сессия П. Заседание 36, 10. V. 1907 г.

142

мые расовыми, национальными или даже иными историческими моментами в подлинное содержание государственной жизни, в политику внутреннюю, преследующую истинное существо госу­дарства, его «внутреннее» благополучие.

С этой точки зрения всемирная история есть сплошной ряд недоразумений довольно скверного свойства.

Замечательно, что с банальным радикализмом в этом отно­шении совершенно сходится банальный консерватизм. Коща ра­дикал указанного типа рассуждает: внешняя мощь государства есть фантом реакции, идеал эксплуататорских классов, коща он, исходя из такого понимания, во имя внутренней политики отри­цает политику внешнюю, - он в сущности рассуждает совершенно так же, как рассуждал В. К. фон Плеве. Как известно, фон Плеве был один из тех людей, которые толкали Россию на войну с Японией, толкали во имя сохранения и упрочения самодержав­но-бюрократической системы.

Государство есть «организм»-я нарочно беру это слово в ка­вычки, потому что вовсе не желаю его употреблять в доктри-нальном смысле так наз. «органической» теории - совершенно особого свойства.

Можно как угодно разлагать государство на атомы и собирать его из атомов, можно объявить его «отношением» или системой «отношений». Это не уничтожает того факта, что психологически всякое сложившееся государство есть как бы некая личность, у которой есть свой верховный закон бытия.

Для государства этот верховный закон его бытия гласит: вся­кое здоровое и сильное, т.е. не только юридическое «самодержав­ное» или «суверенное», но и фактически самим собой держащее­ся, государство желает быть могущественным. А быть могущест­венным значит обладать непременно «внешней» мощью. Ибо из стремления государств к могуществу неизбежно вытекает то, что всякое слабое государство, если'оно не ограждено противоборст­вом интересов государств сильных, является в возможности (по­тенциально) и в действительности (de facto) добычей для госу­дарства сильного.

Отсюда явствует, на мой взгляд, как превратна та точка зре­ния, в которой объединяется банальный радикализм с баналь­ным консерватизмом или, скорее, с реакционерством, и которая сводится к подчинению вопроса о внешней мощи государства вопросу о так или иначе понимаемом его «внутреннем благопо­лучии».

Русско-японская война и русская революция, можно сказать, до конца оправдали это понимание. Карой за подчинение внеш­ней политики соображениям политики внутренней был полный разгром старой правительственной системы в той сфере, в кото­рой она считалась наиболее сильной, в сфере внешнего могуще­ства. А с другой стороны, революция потерпела поражение именно потому, что она была направлена на подрыв государст­

венной мощи ради известных целей внутренней политики. Я го­ворю: «потому, что»; но, быть может, правильнее было бы ска­зать: «постольку, поскольку».

Таким образом, и в этой области параллелизм между револю­цией и старым порядком обнаруживается прямо поразительный!

Рассуждение банального радикализма следует поставить вверх ногами.

Отсюда получается тезис, который для обычного русского ин­теллигентного слуха может показаться до крайности парадоксаль­ным:

Оселком и мерилом всей т.н. «внутренней» политики как правительства, так и партий должен служить ответ на вопрос: в какой мере эта политика содействует т.н. внешнему могуществу государства?

Это не значит, что «внешним могуществом» исчерпывается весь смысл существования государства; из этого не следует даже, что внешнее могущество есть верховная ценность с государствен­ной точки зрения; может быть, это так, но это вовсе не нужно для того, чтобы наш тезис был верен. Но если верно, что всякое здоровое и держащееся самим собой государство желает обладать внешней мощью,-в этой внешней мощи заключается безоши­бочное мерило для оценки всех жизненных отправлений и сил государства, и в том числе и его «внутренней политики».

Относительно современной России не может быть ни малей­шего сомнения в том, что ее внешняя мощь подорвана. Весьма характерно, что руководитель нашей самой видной «национали­стической» газеты в новогоднем «маленьком письме» утешается тем, что нас никто в предстоящем году не обидит войной, так как мы будем «вести себя смирно». Трудно найти лозунг менее государственный и менее национальный, чем этот: «будем вести себя смирно». Можно собирать и копить силы, но великий на­род не может-под угрозой упадка и вырождения - сидеть смир­но среди движущегося вперед, растущего в непрерывной борьбе мира. Давая такой пароль, наша реакционная мысль показывает, как она изумительно беспомощна перед проблемой возрождения внешней мощи России.

Для того, чтобы решить эту проблему, - нужно ее поставить правильно, т. е. с полной ясностью и в полном объеме.

Ходячее воззрение обвиняет русскую внешнюю политику, по­литику «дипломатическую» и «военно-морскую» в том, что мы были не подготовлены к войне с Японией. Мне неоднократно, во время самой войны на страницах Освобождения и позже, при­ходилось указывать, что ошибка нашей дальневосточной полити­ки была гораздо глубже, что она заключалась не только в мето­дах, но-что гораздо существеннее - в самых целях этой полити­ки. У нас до сих пор не понимают, что наша дальневосточная политика была логическим венцом всей внешней политики цар­ствования Александра III, коща реакционная Россия, по недостат-

144

ку истинного государственного смысла, отвернулась от Востока Ближнего.

В перенесении центра тяжести нашей политики в область, недоступную реальному влиянию русской культуры, заключалась первая ложь нашей внешней политики, приведшей к Цусиме и Портсмуту. В трудностях ведения войны это сказалось с полной ясностью. Японская война была войной, которая велась на ог­ромном расстоянии и исход которой решался на далеком от се­далища нашей национальной мощи море. Этими двумя обстоя­тельствами, вытекшими из ошибочного направления всей при­ведшей к войне политике, определилось наше поражение.

Те же самые обстоятельства, которые в милитарном отноше­нии обусловили конечный итог войны, определили полную бес­смысленность нашей дальневосточной политики и в экономиче­ском отношении. Осуществлять пресловутый выход России* к Ти­хому океану с самого начала значило, в смысле экономиче­ском, - travaUler pour Pempereur de Japon*. Успех в промышленном соперничестве на каком-нибудь рынке, при прочих равных усло­виях, определяется условиями транспорта. Совершенно ясно, что, производя товары в Москве (подразумевая под Москвой весь мо­сковско-владимирский промышленный район), в Петербурге, в Лодзи (подразумевая под Лодзью весь польский район), нельзя за тысячи верст железнодорожного пути конкурировать не только с японцами, но даже с немцами, англичанами и американцами. Гг. Абаза¹⁰⁷, Алексеев и Безобразов¹⁰⁸ «открывали» Дальний Вос­ток не для России, а для иностранцев. Это вытекало из геогра­фической «природы вещей». В своем заграничном органе я кате­горически восставал против дискредитирования нашей армии на основании тех неудач, которые она терпела, указывая на то, что политика задала армии как своему орудию, задачу, по существу невыполнимую**.

Теперь пора признать, что для создания Великой России есть только один путь: направить все силы на ту область, которая действительно доступна реальному влиянию, русской культуры. Эта область - весь бассейн Черного моря, т.е. все европейские и азиатские страны, «выходящие» к Черному морю.

Здесь для нашего неоспоримого хозяйственного и экономиче­ского господства есть настоящий базис: люди, каменный уголь й железо. На этом реальном базисе-и только на нем - неустанною культурною работой, которая во всех направлениях должна быть поддержана государством, может быть создана экономически мощная Великая Россия. Она должна явиться не выдумкой ре­акционных политиков и честолюбивых адмиралов, а созданием

Работать на императора Японии (фр.)>

В особенности резко выражено это было в передовой статье №47 Освобож­дения от 2 мая 1904 г., где я писал: «Русская армия побеждала не раз, но, если она тут не победит, знайте, что перед ней была нелепая задача»

народного труда, свободного и в то же время дисциплинирован­ного. В последнюю эпоху нашего дальневосточного «расширения» мы поддерживали экономическую жизнь Юга отчасти нашими восточными предприятиями. Отношение должно быть совершен­но иное. Наш Юг должен излучать по всей России богатство и трудовую энергию. Из Черноморского побережья мы должны экономически завоевать и наши собственные тихоокеанские вла­дения.

Основой русской внешней политики должно быть, таким об­разом, экономическое господство России в бассейне Черного мо­ря. Из такого господства само собой вытечет политическое и культурное преобладание России на всем так называемом Ближ­нем Востоке. Такое преобладание именно на почве экономиче­ского господства осуществимо совершенно мирным путем. Раз мы укрепимся экономически и культурно на этой естественной базе нашего могущества, нам не будут страшны никакие внеш­ние осложнения, могущие возникнуть помимо нас. В этой обла­сти мы будем иметь великолепную защиту в союзе с Францией и в соглашении с Англией, которое, в случае надобности, может быть соответствующим образом расширено и углублено. Истори­ческое значение соглашения с Англией, состоявшегося в новей­шее время и связанного с именем А. П. Извольского¹⁰⁹, в том и заключается, что оно, несмотря на свою кажущуюся новизну, по существу является началом возвращения нашей внешней поли­тики домой, в область, указываемую ей и русской природой, и русской историей. С традициями, которые потеряли жизненные корни, необходимо рвать смело, не останавливаясь ни перед чем. Но традиции, которые держатся сильными, здоровыми корнями, следует поддерживать. К таким живым традициям относится ве­ковое стремление русского племени и русского государства к Черному морю и омываемым им областям. Донецкий уголь, о котором Петр Великий сказал: «сей минерал, если не нам, то нашим потомкам весьма полезен будет», - такой фундамент это­му стремлению, который значит больше самых блестящих воен­ных подвигов. Без всякого преувеличения можно сказать, что только на этом черном «минерале» можно основать Великую Россию.

* Из такого понимания проблемы русского могущества вытека­ют важные выводы, имеющие огромное значение для освещения некоторых основных вопросов текущей русской политики. Это относится как к вопросам внутриполитическим, в том числе так называемым «национальным», а в сущности «племенным», так и к вопросам внешнеполитическим, с вытекающими из них про­блемами военно-морскими. Вся область этих вопросов освещает­ся совершенно новым светом, если ее рассматривать под углом зрения Великой России. Этот угол зрения позволяет видеть луч­ше и дальше, чем обычные позиции враждующих направлений и партий.

146